Иван Вербицкий
Во второй части
интервью новый наставник «Днепра» Вальдемарас Хомичюс рассказал «Обозревателю» о
слагаемых олимпийских побед в 1988-м и 1992-м, сравнил отобранную у «Жальгириса»
в пользу «Будивельника» победу с ситуацией вокруг финала Евробаскета-1987, о
купании в ледяной воде и настоящем счастье.
Первая часть интервью
с Хомичюсом – «Мы стыдились названия «русские»
- Вальдемарас, вы выиграли две
олимпийские медали. Арвидас Сабонис говорит, что для него ценнее бронза в 1992
году, а Римас Куртинайтис считает, что олимпийское золото есть олимпийское
золото, за кого бы оно не было добыто. Вы на чьей стороне?
- На обоих. Очень
хорошо, что в 1988-м в Сеуле мы выиграли олимпийское золото, стали олимпийскими
чемпионами. Наша команда тогда созрела. А в 1992-м в Барселоне мы играли одни,
боролись, чтобы попасть в финал. Нам на пути попался такой соперник как Dream
Team. Если бы мы могли их тогда обыграть, то должны были быть в НБА (смеется).
Мы тогда получили большое удовольствие от игры против американцев. Для нас было
выиграть третье место все равно, что стать чемпионами. Мы не могли сделать
больше, чем сделали.
- К Олимпиаде - 1988 Сабонис
готовился отдельно от команды и был включен Гомельским в заявку непосредственно
перед поездкой в Сеул. Читал, что стартовые матчи команде пришлось потратить на
то, чтобы заново перестроиться под Арвидаса…
- Никогда об этом не
задумывался. Сабонис в самом деле готовился в другом месте, но приехал очень
подготовленным. Мы хотели, чтобы Арвидас был с нами, чтобы ехал с нами
играть. Да, мы готовились играть без него, до последнего момента не знали,
поедет ли он, но потом он согласился поехать, и, зная Сабаса, мы понимали, что
если он едет, то не будет сидеть на скамейке. Арвидас не готовился с командой,
но с такими игроками, которые дали ему пользу. Он восстановился полностью.
Может, что-то у него болело, но он играл, потому что ему это нравится и он
хотел стать чемпионом. Это была единственная возможность показать, что литовцы
играют в сборной, которая умеет играть в баскетбол.
- Главная заслуга Гомельского в
той олимпийской победе, что он…
- …сумел создать
семью. Это, наверное, единственный коллектив из игроков постсоветского
пространства, что еще с советских времен и поныне, когда встречается,
празднует победы. 5, 10, 15 лет – встречаемся, друг друга уважаем, друг другу
помогаем.
- В свою очередь, в 1992 году,
Гарастасу создавать семью даже не требовалось, ведь та литовская сборная, такое
впечатление, была настолько заряжена, что могла играть даже без тренера…
- Это называлось
«Оназе дрим тим», другая команда мечты. Сейчас про эту команду поставили как
раз фильм. Снимал литовец, который живет в Америке, с помощью Сабониса и
Марчюлениса, а также нашего Олимпийского комитета.
- Когда вы выходили на матчи
против команды СНГ, в группе и за третье место, мотивация была особой?
- Конечно. Мы хотели
доказать, что не слабее. И то, что мы делали с «Жальгирисом», нам получилось.
Важно было то, что мы первый раз после многих лет должны были участвовать в
отборочных матчах, а потом выступать на Олимпиаде. Мы не знали, как это, но
делали свою работу с сердцем. Мы забыли, что кому надо. Все собрались и помогли
команде, кто чем мог. Нашли тренеров, пригласили Дона Нельсона, Хавьера
Имброду. Мы сделали все, чтобы хорошо выступить. Было бы странно изначально
думать, что все получится и мы станем чемпионами. Мы каждую игру отдавались
максимально и каждую игру выигрывали.
- Тогдашний игрок сборной СНГ Сергей
Базаревич в интервью «Обозревателю» говорил, что вы в полуфинале Литва банально
легла под Америку и тем самым сохранила силы и эмоции на встречу за третье
место против их Объединенной команды…
- На Олимпийских
играх, на чемпионатах мира никто никому не проигрывает специально. У нас даже в
крови такого нет, чтобы с кем-то не играть, чтобы скопить силы. В «Жальгирисе»
мы если выходили и играли, то выкладывались на сто процентов до конца. Самыми
тяжелыми соперниками, не считая ЦСКА, для нас был рижский РТИ и вильнюсская
«Статиба». В этих матчах ты должен выигрывать вверху или внизу, с этими
командами играть было тяжело независимо от обстоятельств. Мы никогда не делили,
давай будем этим составом играть, а не этим. Поэтому я привык, что каждая игра
важная.
- Кроме того вы могли в 1995 году
принести Литве первое золото чемпиона Европы. Но вас тогда остановили очень
цинично…
- Считаю, что судьи у
нас тогда отняли звание. Весь зал в Афинах скандировал «Литва – чемпион»,
золотые медали вручили Югославии. Впрочем, в сердцах мы так и остались
чемпионами. А через восемь лет, Литва таки выиграла Евробаскет и я в этом
поучаствовал в качестве ассистента тренера.
- Вы уже обмолвились, что на
клубном уровне матчи с ЦСКА стояли особняком. Они были принципиальны еще и с
идеологической точки зрения?
- Идеология была та,
что мы считали, что играем только со своими силами. С начала моей карьеры
каждый раз, когда играли с ЦСКА, мы хотели играть лучше, показать себя лучше.
Это стремление зацепиться, чтобы с ними бодаться присутствовало постоянно, но
до 1986 года, пока у нас команда и игроки не созрели, пока друг друга не начали
хорошо понимать, все обходилось локальными победами в отдельно взятых матчах.
Второе место мы занимали часто, но чтобы стать чемпионами, нужно было сделать
чуть больше. И когда стали настоящей командой, мы смогли это сделать.
- В Украине отдельные поединки вы
тоже проигрывали. Не только киевским «Будивельнику» или СКА, но и донецкому
«Шахтеру», луганскому «Спартаку». Как так получалось?
- Мы всегда знали,
что украинцы в первую очередь играют от броска и всегда имели очень хороших
снайперов и центровых. Мы не то, что не собирались, но когда ты играешь у
соперника дома и, соперник действует более расслабленно – ему лучше получается.
Чаще всего уступали, когда матч ничего не решал или сказывался фактор поездки.
Это сейчас время на переезд можно четко рассчитать, а в советские времена было
иначе. Нужно в самолет бензин долить – ты постоишь, подождешь. Если зима и
погода нелетная, надо ехать на автобусе. А однажды мы поехали играть в
Алма-Ату. Приехали зимой, а там хорошая погода, полно арбузов. Каждый по 20 кг
съел, все распухли. Какая уж там игра? Хотели двигаться, а ничего не получалось
и мы этот матч проиграли.
- Гомельский в матчах своего ЦСКА
с «Жальгирисом» использовал «админресурс»?
- Если брать в целом,
давление может и присутствовало, но была большая страна, все собирались
смотреть. И не важно, какое давление было – судьи были очень корректны.
Представьте, что такая маленькая страна, как Литва играет против всего
Советского Союза и мы выиграли три чемпионата СССР. Что там делалось, нас не
интересовало. Мы выигрывали и никогда в интервью не говорили, что нас засудили,
никогда не напирали на судей. Чаще всего «админресурс» заключался в том, что на
матчи ЦСКА собирали полный зал из военнослужащих, армейцы билеты продавали. Но
все это – в пределах дозволенного. У нас настоящий баскетбол был в крови, мы
выходили играть и перед играми по телу бегали мурашки мурашки. Теперь я как
тренер хочу зарядить такой энергией подопечных. Да я и сам перед матчами бываю
эмоциональный.
- Считаете, «Будивельник»
справедливо стал чемпионом 1989 года?
- Кто как посчитает.
Я играл за «Жальгирис» и буду на его стороне. Скажу что нет, потому что я сам
был на площадке. Как возможно поверить по телевизору, если электроника тогда с
телекартинкой соединена не была? А комиссия смотрела именно телекадры, считала
секунды, решала, можно было раньше или позже нажать. Но столик, все решает
судейский столик. Таких нюансов в баскетболе наших лет было множество. Взять
1987 год, когда СССР в финале чемпионата Европы в Афинах встречались с Грецией
(На фото - капитаны сборных Яннакис и Хомичюс накануне финала). Мы забили за
одну секунду до сирены, но мяч не засчитали. В итоге уступили 101:103. Никто не
спрашивает, справедливо или нет, но Греция – чемпион. Впрочем. Я убежден, что в
нашей ситуации, если бы было все корректно, то все вопросы нужно было решать в
Киеве, а не переносить рассмотрение на более поздний строк.
- Если бы Арвидас Сабонис,
отсутствовавший тогда из-за травмы, был в строю, события сложились бы по-иному?
- Не хочу сейчас об
этом рассуждать. Сабаса не было, мы играли, как могли. Вы сами знаете, кто
такой Сабонис, кто такой Волков для «Будивельника», кто такой Тийт Сокк для
«Калева», Валтерс для «ВЭФа». Когда кого-то из них нет, получается совершенно
другая игра. Также и у нас, если кого-то из троих-четверых лидеров не было, мы
должны приспособиться и играть другую игру.
- Правда, что тренером вас сделал
Хавьер Имброда, позволивший еще в бытность игроком поработать с «Уникахой»?
- Нет. Это был 1993
год. Я пришел к этому сам. Думал, что в жизни столько отработал, столько сам
упирался, искал пути. Так почему не отдать весь опыт баскетболистам, с которыми
я буду работать? Поэтому, еще играя, тренировал, потом в Литве был главным
тренером и выступал. Я сам внутренне хотел быть тренером, поскольку я не могу
без баскетбола. Я пробовал и бизнес, но не мог совместить одно и другое.
Вообще, убедился, что если делаешь какое-то дело, надо присутствовать при всем,
участвовать в том же бизнесе, контролировать все процессы. Никто за тебя ничего
делать не будет.
- В испанской Малаге, где вы
раньше жили, функционировала школа вашего имени…
- Она и сейчас
существует. Но школой занимаюсь не я лично. В 1995 году, когда получил
травму на чемпионате Европы, хотел быть директором школы, ведь практически год
не мог играть. Создал все, но в Испании такие законы, что иностранцы не могут
занимать пост директора. А ведь я уже заплатил за лицензию, все внес. Вот тогда
я и уехал в Литву, в «Олимпус». Изначально я приезжал в Литву сыграть одну-две
игры в качестве игрока. Мы начали выигрывать и команда поднялась с пятого места
на второе. Потом, когда я уехал, «Олимпус» упал на седьмое место. Тогда
президент сказал, чтобы я приезжал не только как игрок, но и как тренер.
- …и работали в Плунге до тех
пор, пока письмо не написали уже против вас…
- Убежден, что не
могли написать. Из 13 игр мы 12 выиграли и были на первом-втором месте.
Можно написать что-нибудь, дескать, они не понимают моего баскетбола. На самом
деле, подобное произошло, потому что в клубе не было денег.
- Но претензии, в таком случае, к
президенту…
- Я оказался крайним,
потому что эти деньги поехал и достал, отдал клубу, а клуб их потратил и, через
месяц у нас ничего не было. Говорю: «Я же деньги дал, помог их достать». И
ребятам говорил, что у вас есть за что кушать, а играть осталось пять-шесть
месяцев. Эти деньги, которые вы получите, ничего не решат. Но если мы отыграем
без денег чемпионат, ваша цена будет намного больше, потому что вы все
покажете, что можете играть даже когда тяжело. Но что в итоге вышло? До нового
года мы были на первом-втором месте, а после моего ухода они, кажется, даже ни
одной игры не выиграли.
- Вы – личность в баскетболе, но
долго по собственной воле не становились главным, работая ассистентом в
российском «Урал-Грейте», сборной Литвы…
- Я не стремился быть
главным изначально. Когда ты приходишь к баскетболистам, то не становишься
тренером сразу, ведь не хватает уверенности, не можешь знать всех тонкостей.
Мне нравилось быть вторым, вести тренировки, подслушивать, подсказывать,
общаться с игроками. Собственно, благодаря тому времени, что я проработал в
Перми помощником Сергея Белова, я стал тренером, перестал играть в баскетбол с
игроками. Я хотел играть, но когда главный тренер хочет сам бегать с игроками,
думаю, что это не совсем хорошо.
- То есть вы считаете, что тот
период, когда вы работали играющим наставником в литовском «Олимпасе», ошибкой?
- Не важно. Это был
переворот в моей жизни. Из-за травмы я не мог так бегать, как раньше, но хотел
оставаться в баскетболе. Тогда еще совмещал тренерскую работу с выходами на
площадку, но делать это очень тяжело, потому не хочу никому советовать. Когда
человек одновременно главный тренер и игрок, нужно одновременно исповедовать
две философии. Когда говоришь с главным тренером, ты его не можешь послать.
Игрока ты послал, с ним подрался. А потом берешь минуту – весь уставший, но
что-то должен объяснять.
- Вы когда-то сказали, что
почувствуете себя полноценным тренером тогда, когда абсолютно забудете, что
были игроком. Это время уже наступило?
- Думаю, что
полностью забыть нельзя. Так надо думать и к этому стремиться. Когда беспокоила
какая-то травма, на пару лет забыл о Хомичюсе-игроке вообще. Но так как мне
сейчас становится все лучше, у меня появляются мысли, что буду готовиться,
может, сыграю за ветеранов, потому что в своей карьере играл за многие команды,
но за ветеранов не выступал еще ни разу. Точнее, единственный раз, когда мы все
собрались, был в Киеве, когда Литва сыграла с Украиной. Да и не скажу, что
играли ветераны – полудействующие, полунедействующие. Это еще не совсем
ветераны. Хочется вернуться, что-то делать, но я понимаю, что время прошло и
лучше концентрироваться на основном.
- Вы работали с диктатором
Гомельским и с дипломатом Гарастасом. Вы называли их людьми, которые больше
всего на вас повлияли, как на будущего тренера. Но нельзя быть одновременно
дипломатом и диктатором…
- Если есть
возможность работать с многими тренерами, надо у каждого брать лучшие свойства.
У Гарастаса, взять понимание, у Гомельского – организацию, у Селихова –
отношение к тренировкам, у Имброды – защитные моменты, у Нельсона – опять-таки,
концепцию защиты. На моем пути встречалось много тренеров и, каждый оставил
свой след. В Перми, в Казани у меня были одни помощники, в «Триумфе» другие, у
каждого помощника есть свои хорошие мысли. Я говорил им: «Выражайте свои мысли,
а я отберу, что хорошо для игры». Это как прочитаешь одну книгу – не остается
ничего, а прочитаешь другую – возьмешь фразы, которые тебе подходят, которые
можешь использовать. Так и в игре – своевременная подсказка сильно помогает.
Вот и сейчас с днепропетровскими ребятами стараюсь побыстрее войти в контакт,
дать им почувствовать ответственность, чтобы мы творили совместно.
- Правда, что в 1999 году
Александр Волков вас приглашал возглавить «Киев»?
- Были какие-то
разговоры, но больше они касались Игорса Миглиниекса.
- Считаете, когда принимали
московское «Динамо» в 2003 году, это было ошибкой?
- Нет, там было
другое. У меня есть принцип, что про клуб ничего плохого не говорю, потому все
равно было хорошо. Мне не понравилось, что мне сказали, дескать, я слишком
много тренирую, и что мы проиграли другой команде из Московской области. Я
сказал, что если не нравится, я могу уйти. Написал заявление и вернулся в
«Урал-Грейт». Если кто-то, что-то говорит, пусть будет на их совести. Со своей
стороны делаю, что могу. Потом накупили других игроков, сделали по-другому. Но
то, что было наработано, оно потом пришло обратно и, динамовцы заняли третье
место.
- Когда вы пришли в «Днепр», то
сказали, что начнете строить команду от обороны. Эта ваша концепция тренерская
сформировалась под впечатлением от баскетбола в исполнении французского
«Лиможа» Божидара Мальковича, который как раз в то время, когда вы начали
размышлять о тренерском будущем, выиграл Кубок чемпионов и это назвали
торжеством оборонительного баскетбола?
- За «Лиможем»
Мальковича следил, но к тому времени у меня были свои устоявшиеся взгляды. Мы
старались очень жестко играть сборной, часто прессинговали. У меня осталось
восприятие, что когда сопернику мешаешь, не даешь делать свои движения, то игра
у него ломается. Под прессингом сопернику играть очень трудно, надо специально
готовиться. Но чтобы играть хорошо в защите, надо начать с физподготовки, с
понимания, чтобы каждый игрок знал, что делается и зачем. Но сперва это
начинается с каждого оп отдельности, а потом берется команда в целом. Если ты
играешь командой, но один игрок выпадает из концепции, включается
взаимоподстраховка, но в финале все равно остается один свободный игрок,
который и забивает.
В первую очередь
нужно, чтобы люди отдавали себя для защиты. Если ты начинаешь от защиты, то
отзащищавшись, перехватив мяч, получаешь больше энергии в нападении. Но когда
ты не защищаешься, бежишь вперед, мажешь, тебе забивают и все время бьют по
голове, становишься тупым, все тупее и тупее, энергии все меньше и меньше. В
итоге игра сыплется окончательно. Мне нравится, чтобы игроки отдавались. Они
тогда заводятся, как костер зажигают. Чем лучше защищаешься, тем больше
возможностей атаковать.
- Вас называли лучшим бизнесменом
в баскетболе и лучшим баскетболистом в бизнесе. Это справедливая
характеристика?
- Я не отказываюсь от
этого, но абсолютно лучших, никогда не бывает. Было такое время, когда все
делали всё. Поскольку я был капитаном команды, старался меньше беспокоить
команду, все организовал заранее. Мне нравилось, чтобы все было приготовлено,
чтобы все купили заранее, чтобы меньше получили от тренера и чтобы никто не
увидел. Когда занимаешься этим делом один, можно все организовать быстрее. Это
нравилось, потому что видно было, как работает. Сейчас то же самое: закупаешь –
перевозишь – продаешь, закупаешь – возишь и опять покупаешь. А надо было и
купить, и найти, и тренироваться и, главное – выигрывать. Думаю, если любого
иностранца поставить на наше место, чтобы ему перед игрой нужно было оббежать
все магазины, найти необходимое, купить, потом все это перевезти, наверное, у
многих на баскетбол не осталось бы силы. А мы играли, да еще и выигрывали.
- В принципе, в Советском Союзе
такие вещи были наказуемы…
- Все нужно делать с
головой. Сколько я делал бизнес после того, как распался Советский Союз,
столько убеждался, что бизнес нужно делать самому – придумать концепцию, быть,
контролировать. Я как-то инвестировал, ждал и почти ничего не получил. Вообще,
со временем понял, что самый лучший бизнес для меня – это мой баскетбол. Это
мой спаситель, моя любовь и я от этого могу жить.
- От бизнеса в классическом
понимании вы отказались, когда в Каунасе сожгли принадлежавший вам ночной клуб?
- О, нет! Никто
никогда не сжигал моего клуба, там одну колонну взорвали. Мы ее починили за
час, вставили стекла и все там работало. Этот клуб работал давно, мы его десять
лет содержали. Потом в России произошел первый кризис, у людей пропало много
денег, а заодно и клуб потихонечку уходил. Реально закрыть его нужно было еще
за четыре-пять лет до того.
- Вам в мае будет 53 года,
но выглядите вы заметно моложе. Как себя бережете?
- Да выгляжу на свои (смеется)!
В первую очередь, у меня есть, как и была, энергия. Потом – я не могу сидеть на
одном месте, перед и после тренировок то побегаю кросс, то поплаваю, то в
холодную воду залезу, то со штангой позанимаюсь. Баскетбола стало меньше из-за
колена, поэтому стараюсь компенсировать его другими занятиями. Я уже давно
почувствовал, когда закончил играть из-за травмы, что если возникает какой-то
промежуток, когда я ничего не делаю, то сразу себя плохо чувствую. Для меня эта
нагрузка, как исцеление. Я тренируюсь и чувствую себя намного лучше. Может, я
не выгляжу так хорошо, но мой образ жизни меняет меня внутренне.
- Правда, что за одну тренировку
вы можете проплыть 100 25-метровых бассейнов?
- Летом проплывал 40
«четвертаков», хотя при желании можно и 100 раз проплыть. Делаешь, чтобы
чувствовать себя лучше. Когда не бегаешь кросс, тогда идешь в бассейн. Не идешь
в бассейн – идешь в море. В Казани зимой и летом холодное озеро с названием
Голубое. Неважно, какая температура на улице, там всегда +3, видно, как из дна
выходит вода под большим паром. Я научился там плавать и, это очень помогало,
давало энергию.
Ты сам понимаешь, что
тебе необходимо и это делаешь. Когда бросал броски, может, можно было и меньше,
но думал, если буду бросать чаще, тогда это мне поможет. Конечно, помогло. Не
скажу, что я был самым лучшим игроком. Таким никогда не был. Я был хорошим
баскетболистом, потом у что умел тренироваться, отдаваться, не жалел себя. Я
никогда не был первым номером, но играл, поскольку хотелось атаковать. Я очень
поздно пришел в баскетбол, мне хотелось бежать, забить, показать, а я себя
иногда тормозил и играл по-другому. Получалось. Не всегда, правда. Бывало, что
атаковал слишком. Когда мне под 40 было и я играл в Литве, баскетбол понимал
намного лучше, Сейчас еще больше понимаю, пройдет время, буду понимать еще
лучше, но уже не бегаешь и можешь это понимание только передать игрокам.
- Вы когда-то сказали, что в
своей жизни лишь трижды напивались. После выигрыша олимпийских медалей и золота
на чемпионате мира-1986…
- Трижды – это символически.
Вам, журналистам, это очень интересно. И спортсмены, и другие люди, если в
работе какой-то успех или праздник, если Новый год, что делают?
- Чаще всего – пьют.
- Вот именно. Но
когда баскетболисты пьют, это воспринимается как-то особенно. Это «особенно»
надо вынести. Мы нормальные люди и к жизни относимся так же, как и все. Только
у нас есть определенный период, когда мы не можем позволить себе расслабиться
так, как это делает обычный человек. Считаю, что рассказывать то, сколько мы
выпили неправильно с точки зрения влияния на молодое поколение. Тогда другое
время было. Сейчас молодежь не должна знать, сколько мы выпивали и как после
этого тренировались. Сейчас они подобного сделать не могут, потому лучше меньше
проводить таких примеров. Им сейчас нужно работать в два раза больше, в два
раза больше отдаваться, забывать, что они зарабатывают какие-то деньги. И когда
они забудут, что у них карманы не полные и что они выходят полуголодные, у них
будет получаться намного лучше.
- Сейчас вы переехали в
Днепропетровск, а какое место жительства считаете постоянным?
- Моя родина – Литва.
Мой дом там, где родители. А там, где твоя квартира, где ты живешь – это
непостоянное. Поэтому мой дом в Каунасе, живы оба моих родителя – папе 83, маме
79. Я очень рад, что они меня постоянно ждут, но они меня мало видят. Последние
13 лет работал в России. В 1999 году, когда начали в Перми, не мог так часто
возвращаться. Последний год тоже видимся нечасто. Приезжаешь домой – и тепло, и
мама есть, и готовит постоянно, блины делает. Очень приятно, что родители
заботятся обо мне. И еще моя гордость – три дочери, взрослые уже.
- Они живут в Испании?
- Да. Одна живет в Барселоне
с другом, там работает. Остальные две – в Малаге, одна закончила психологию,
другая поступила на инженерный. Видимся по возможности, чаще общаемся по
телефону. Вот и перед разговором с вами, когда ехали в автобусе, общались.
- Вы когда-то сказали, что дочки
– практически испанки, что даже между собой говорят по-испански…
- Да, они там с
маленького возраста. Старшая, Айсте, вот уже почти 22 года, как живет там.
Младшая – Лина – в Испании родилась. Они в литовскую школу не ходили, а
по-литовски пишут и говорят, говорят без акцента. И это меня радует. Так как
они выросли в Испании, им очень трудно приспособиться к тем местам, где я
работаю. Они приезжают ко мне в гости, им очень интересно. Сейчас, после нового
года, приезжала моя средняя Раса со своим другом-испанцем, я их на Крещение
повел купаться в прорубь, поплавали на кораблике по Москве-реке, в Кремль
пошли, у пушки сфотографировались, посмотрели Красную площадь, покатались по
ней на коньках. Им все это было в кайф. И мне тоже.
Обозреватель
